Неточные совпадения
В это время послышались еще шаги, толпа в сенях раздвинулась, и
на пороге
появился священник с запасными дарами, седой старичок. За ним ходил полицейский, еще с
улицы. Доктор тотчас же уступил ему место и обменялся с ним значительным взглядом. Раскольников упросил доктора подождать хоть немножко. Тот пожал плечами и остался.
Среди ленивых облаков, которые почти каждый день уныло сеяли дождь, солнце
появлялось ненадолго, неохотно и бесстрастно обнажало грязь
улиц, копоть
на стенах домов.
В шесть часов вечера все народонаселение высыпает
на улицу, по взморью, по бульвару.
Появляются пешие, верховые офицеры, негоцианты, дамы.
На лугу, близ дома губернатора, играет музыка. Недалеко оттуда,
на горе, в каменном доме, живет генерал, командующий здешним отрядом, и тут же близко помещается в здании, вроде монастыря, итальянский епископ с несколькими монахами.
В чистый понедельник великий пост сразу вступал в свои права.
На всех перекрестках раздавался звон колоколов, которые как-то особенно уныло перекликались между собой;
улицы к часу ночи почти мгновенно затихали, даже разносчики
появлялись редко, да и то особенные, свойственные посту; в домах слышался запах конопляного масла. Словом сказать, все как бы говорило: нечего заживаться в Москве! все, что она могла дать, уже взято!
Сидит человек
на скамейке
на Цветном бульваре и смотрит
на улицу,
на огромный дом Внукова. Видит, идут по тротуару мимо этого дома человек пять, и вдруг — никого! Куда они девались?.. Смотрит — тротуар пуст… И опять неведомо откуда
появляется пьяная толпа, шумит, дерется… И вдруг исчезает снова… Торопливо шагает будочник — и тоже проваливается сквозь землю, а через пять минут опять вырастает из земли и шагает по тротуару с бутылкой водки в одной руке и со свертком в другой…
Часов, вероятно, около пяти прискакал от тюрьмы пожарный
на взмыленной лошади, а за ним, в перспективе
улицы, вскоре
появился тарантас, запряженный тройкой по — русски. Ямщик ловко осадил лошадей, залился
на месте колокольчик, помощник исправника и квартальные кинулись отстегивать фартук, но…
В эту минуту Коля
появился на террасе, войдя с
улицы, и объявил, что вслед за ним идут гости, Лизавета Прокофьевна с тремя дочерьми.
Домнушка очутилась, как говорила сама, ни
на дворе, ни
на улице и пока устроилась в прежней избе вместе с Татьяной, благо мужья у них дома
появлялись только наездом.
Вечером того дня, когда труп Жени увезли в анатомический театр, в час, когда ни один даже случайный гость еще не
появлялся на Ямской
улице, все девушки, по настоянию Эммы Эдуардовны, собрались в зале. Никто из них не осмелился роптать
на то, что в этот тяжелый день их, еще не оправившихся от впечатлений ужасной Женькиной смерти заставят одеться, по обыкновению, в дико-праздничные наряды и идти в ярко освещенную залу, чтобы танцевать петь и заманивать своим обнаженным телом похотливых мужчин.
На улицах и клубных вечерах
появились молодые люди в новеньких ополченках, в которых трудно было угадать вчерашних неуклюжих и ощипанных канцелярских чиновников.
В деревнях
на улице появляется грязь; ребятишки гурьбами возятся по дороге и везде, где под влиянием лучей солнца образовалась вода; старики также выползают из душных изб и садятся
на завалинах погреться
на солнышке.
— Кажется, в этом виде можно? — рассуждает сам с собой Ахбедный и, чтобы не дать сомнениям овладеть им, звонит и передает статью для отсылки в типографию.
На другой день статья
появляется, урезанная, умягченная, обезличенная, но все еще с душком. Ахбедный, прогуливаясь по
улице, думает:"Что-то скажет про мои урезки корреспондент?"Но встречающиеся
на пути знакомцы отвлекают его мысли от корреспондента.
Москва стала люднее, оживленнее;
появились, хоть и наперечет, громадные дома; кирпичные тротуары остались достоянием переулков и захолустий, а
на больших
улицах уже сплошь уложены были нешироким плитняком; местами, в виде заплат, выступал и асфальт.
Как и зачем он тут
появился? Еще полчаса перед тем он выбежал, как полоумный, из дому, бродил несколько времени по
улицам, случайно очутился
на пожаре и бросился в огонь не погибающую, кажется, спасать, а искать там своей смерти: так, видно, много прелести и наслаждения принесло ему брачное ложе.
Он вернулся назад — и не успел еще поравняться с домом, в котором помещалась кондитерская Розелли, как одно из окон, выходивших
на улицу, внезапно стукнуло и отворилось —
на черном его четырехугольнике (в комнате не было огня)
появилась женская фигура — и он услышал, что его зовут: «Monsieur Dimitri!»
Гости просвирни только ахнули и не утерпели, чтобы не посмотреть, чем окончится эта демонстрация. Выйдя вслед за Варнавой
на тихую
улицу, они увидали, что учитель подвигался тихо, вразвал, и нес свою ношу осторожно, как будто это была не доска, укладенная иссохшими костями, а драгоценный и хрупкий сосуд взрезь с краями полный еще более многоценною жидкостью; но сзади их вдруг послышался тихий, прерываемый одышкой плач, и за спинами у них
появилась облитая слезами просвирня.
Глаза его с волнением видели здесь следы прошлого. Вот за углом как будто мелькнула чья-то фигура. Вот она
появляется из-за угла, ступая так тяжело, точно
на ногах у нее пудовые гири, и человек идет, с тоской оглядывая незнакомые дома, как две капли воды похожие друг
на друга… «Все здесь такое же, — думал про себя Лозинский, — только… нет уже того человека, который блуждал по этой
улице два года назад, а есть другой…»
Она посмотрела
на улицу,
на ряды однообразных домов, и
на глазах у нее
появились слезы.
Недавно Фома явился
на улицах города. Он какой-то истертый, измятый и полоумный. Почти всегда выпивши, он
появляется — то мрачный, с нахмуренными бровями и с опущенной
на грудь головой, то улыбающийся жалкой и грустной улыбкой блаженненького. Иногда он буянит, но это редко случается. Живет он у сестры
на дворе, во флигельке.
Тучи громадных событий скоплялись
на Востоке: славянский вопрос все более и более начинал заинтересовывать общество; газеты кричали, перебранивались между собой: одни, которым и в мирное время было хорошо, желали мира; другие, которые или совсем погасали, или начинали погасать, желали войны; телеграммы изоврались и изолгались до последней степени; в комитеты славянские сыпались сотни тысяч; сборщицы в кружку с красным крестом
появились на всех сборищах, торжищах и
улицах; бедных добровольцев, как баранов
на убой, отправляли целыми вагонами в Сербию; портрет генерала Черняева виднелся во всех почти лавочках.
Вскрытие реки, разлив воды, спуск пруда, заимка — это события в деревенской жизни, о которых не имеют понятия городские жители. В столицах, где лед
на улицах еще в марте сколот и свезен, мостовые высохли и облака пыли, при нескольких градусах мороза, отвратительно носятся северным ветром, многие узнают загородную весну только потому, что в клубах
появятся за обедом сморчки, которых еще не умудрились выращивать в теплицах… но это статья особая и до нас не касается.
Повсюду:
на улицах, в ресторанах, в театрах, в вагонах конок,
на вокзалах
появлялся этот маленький, черномазый, хромой офицер, странно болтливый, растрепанный и не особо трезвый, одетый в общеармейский мундир со сплошь красным воротником — настоящий тип госпитальной, военно-канцелярской или интендантской крысы.
Но скоро они принуждены были задуматься: из-за угла
улицы появился полицейский надзиратель Хипа Вопияльский, а его сопровождало двое солдат с ружьями
на плечах и два стражника верхами.
Бородатые лесные мужики из Обноскова, Балымер и других сел уезда, народ смирный и простодушный, даже днем опасались ездить через слободу, а коли нельзя было миновать ее — ездили по трое, по четверо. Если же
на улице слободы
появлялся одинокий воз, навстречу ему, не торопясь, выходили любопытные слобожане, — тесно окружая мужика, спрашивали...
На другом конце длинной
улицы появилась кучка всадников, и я узнал бега, до которых и якуты, и татары большие охотники. Всадников было человек пять, они мчались как ветер, и когда кавалькада приблизилась, то впереди я различил серого конька,
на котором вчера приехал Багылай. С каждым ударом копыт пространство, отделявшее его от скакавших сзади, увеличивалось. Через минуту все они промчались мимо меня как ветер.
— Ву-ус? — отозвался тот, точно
на зов издалека. Потом очнулся, увидел, что коляска стоит
на улице города, и
на мгновение в лице его
появилось выражение беспомощной растерянности. Но затем взгляд его упал
на ожидающих спутников, и в лице явилось радостное выражение, как у ребенка, которому протягивают руку. И, действительно, оба старших еврея приготовились принять его, как только он ступит
на землю.
Между тем
на площади начиналось движение. Когда оба мишуреса, как сумасшедшие, выскочили из дома Баси и побежали к своим дворам, оттуда стали
появляться люди, быстро пробегавшие из дома в дом, исчезавшие в соседних
улицах и переулках. От двора Баси возбуждение разливалось по городу, разнося великую новость: рэб Акива находится в N…
— Воротитесь… Мы должны… —
появился учитель у окна. Он высунулся до половины
на улицу, держась одной рукой за косяк, а другой сильно жестикулируя.
Между тем в Колокольной заблистали медные каски пожарных,
появились отряды городовых с револьверами, жандармов с саблями и рота стрелкового батальона, которая была остановлена
на пути своем в крепость, куда шла для занятия караулов. Отряды эти загородили выход из
улицы со стороны Владимирской.
На тихой Старо-Дворянской
улице серел широкий дом с большими окнами. Густые ясени через забор сада раскинули над тротуаром темный навес. Варвара Васильевна позвонила. Вошли в прихожую. В дверях залы
появилась молодая дама в светлой блузе — белая и полная, с красивыми синими глазами.
Утром Катя вышла
на улицу. Блестели золотые погоны. Повсюду
появились господа в крахмальных воротничках, изящно одетые дамы. И странно было: откуда у них это после всех реквизиций?
Рассказ о виденном фабричным загадочном сне, а главное, появление самого сновидца у Варварских ворот оживило Белокаменную.
На улице появились сперва небольшие кучки, а вскоре и целые толпы народа, направлявшегося к Варварским воротам.
Вернувшись в опустелую квартиру
на Зелениной
улице, наполненную той тягостной атмосферой пустоты, которая
появляется в домах, когда из них только что вынесен покойник, Анжелика Сигизмундовна заперлась в своей комнате и несколько часов не выходила из нее.
Когда Иван Кольцо и остальное посольство
появилось на крыльце царской палаты, их встретил гул народного восторга. Народу
на площади и
улицах, бог весть откуда, было известно все, что произошло в царских палатах. Приветственный гул, вырвавшийся из тысячи грудей, лучше всего доказывал Ивану Кольцу великость подвига, задуманного и совершенного его другом и атаманом.
Отсюда
на деревенских девушках
появляются те алые, зеленые и голубые обноски, самый цвет которых
на городской
улице сверкает чем-то зазорным.